Жили-были бизнесмены разные …
Бизнес свой делали-делали, развивались, как умели, и стало им скучно очень!
Надоело им о бизнесе разговаривать, да контракты подписывать!
И решили они тогда пригласить к себе звёзд шоу-бизнеса российского, да политиков для разнообразия!
Выпили, поговорили, сигару закурили, музыку послушали и стало им лучше, да веселее …
И решили они тогда собираться чаще!
А клуб свой, то есть собрание, стали они называть ОЧЕНЬ ДЕЛОВЫЕ ЛЮДИ!
Подробнее
Сигарный клуб OTOKOMAE, Российский Сигарный Союз, Московский Сигарный Клуб и клуб ДЕЛОВЫЕ ЛЮДИ представляют!
Сигарную гостиную посетил известный продюсер Игорь Сандлер, актёр, писатель, музыкант, бизнесмен, участник легендарной группы «Интеграл».
Сигарный портал публикует транскрипт беседы.
Игорь Сандлер: Думаю, мы сегодня начнем с того, что я расскажу о том, где родился, вырос и так далее. Не будет никаких секретов. Свой рассказ я буду сопровождать слайд-шоу, в котором представлены фотографии, где опознаете известных как в России, так и во всем мире людей.
_
Андрей Лоскутов: Про табак в этой презентации, наверняка, ничего нет…
Игорь Сандлер: Да, про это нет. Но специально для вас я расскажу историю, связанную с курением. Я родился в Саратове. Рос в интеллигентной еврейской семье. Мама была учителем биологии, папа – 60 лет беспрерывно проработал на Саратовском авиационном заводе. Я учился музыке. Представьте, мне восемь лет. Мы жили в коммуналке. Неожиданный звонок в дверь. Мама открывает – на пороге мой друг со своей матерью, которая говорит: «Вы знаете, что Ваш сын учит моего курить и пить?». На что моя мама отвечает примерно следующее: «Да вы что!? Мой сын учится играть на пианино, у нас интеллигентная семья, речи о курить и пить быть не может!». И дальше происходит такой диалог: – А у вас пианино есть? – Есть. – А можно посмотреть? – Можно, конечно. И мама друга проходит в комнату, открывает на пианино панель, а там – пачка «Беломора» и бутылка алкоголя. Короче, мой друг меня просто вложил. Видимо, он пришел домой, от него пахло, его к стенке приперла инквизиция, и он меня сдал. Мама меня ремнем выпорола, просто зверски. И в 8 лет я первый раз бросил курить и пить. Потом в 11-ть, правда, снова начал, уже надолго.
—
Андрей Лоскутов: А говорят, еврейские мамы рукоприкладством не воспитывают…
Игорь Сандлер: Но вот, видимо, предел был…
Алексей Прохоров: Как в анекдоте — чем еврейская мама отличается от террориста? — С террористом можно договориться!
Игорь Сандлер: Целых 17 лет учился музыке. В 1977 году в Саратов приехал Бари Алибасов с группой «Интеграл». Это была первая рок-группа СССР. В нашем городе они устроили грандиозное шоу. Тогда я учился в консерватории, играл в рок-фолк группе «Селигер», исполняли сложные композиции, хорошая музыка была. А «Интеграл» — это тогда было что-то запредельное. Я набрался храбрости, подошел к Бари, у него тогда как раз не было клавишника, и сказал, что я готов пойти к нему работать. Он спросил, как я играю, сыграл несколько композиций, ему понравилось. Так мы начали работать.
Я был лохматый. В 1980 году мы приехали в на гастроли в Анапу, устроили грандиозное шоу. Мы в «Интеграле» впервые начали использовать три вида дыма на сцене: серый, взрывы, лучи. Мы начали применять, а потом у нас это взяли другие коллективы. Так вот, у меня были длинные волосы. Перед концертом мы с нашим гитаристом выпили бутылочку водочки, потом вторую, третью, и что-то меня глюкнуло, я говорю – «Витя, завтра побреюсь наголо». Он начал спорить, что не побреюсь. Еще на бутылочку поспорили, выпили. Утром я пошел в парикмахерскую, за 12 копеек меня побрили. Иду обратно, а навстречу Алибасов. У него глаза стали расширяться до невероятных размеров: он же видит знакомое лицо, но другой человек! Как он начал орать! Кричал, что я сорву шоу, потому что нас за длинные волосы тогда гоняли, а лысых – так вообще. До меня лысые были Хрущев и Котовский!.. Все. Больше никого. Я говорю: Бари, извини, ну напился, ну так получилось. Черех два-три месяца и обрасту. А вечером у нас концерт на 4000 мест в парке Анапы. Я там ногами играл на клавишах, прыгал. Лосины жены натянул, сапоги женские. На наших концертах всегда скорая дежурила, потому что людей с инфарктами уносили. Это всегда было супер-шоу. В конце концерта весь зал встал и начал скандировать – «Лысый, давай! Лысый, давай! Лысый, давай!»… Алибасов подбегает ко мне прям на сцене: «Закрепили образ. Никаких обрастаний».
В 1982 году я ушел из «Интеграла», потому что уже думал о создании своей группы. И создал ее на базе Липецкой филармонии. Сначала она называлась «Лимузин» — Юра Лоза мне песню такую написал. Потом мы пару лет готовили программу, после чего начали называться «Индекс 398» — это индекс Липецкой филармонии. Я искал себе солиста. Барабанщик был Петя Березовский – он из «Интеграла» перешел, Юра Лоза хотел ко мне гитаристом, он певец хороший, но гитарист слабенький, я его не взял. Был такой один из лучших вокалистов Альберт Асадуллин, он пел рок-оперу, первая тогда была в Питере была, с Ириной Понаровской. Я позвал его к себе вокалистом, а он такой острожный, не мог решиться из Питера уехать в Липецк. Тогда я предложил просто взять отпуск и поехать, чтобы попробовать себя. Он так и сделал. Быстро влился в нашу программу. И ему так понравилось, что он прям с гастролей написал телеграмму своему начальству – «Прошу уволить меня по собственному желанию». И задержался у меня на три года. Я считаю, это был один из лучших вокалистов.
—
Андрей Лоскутов: «Интеграл» Вы развалили?
Игорь Сандлер: Нет. Но мы — это был золотой состав. В 1982 году я ушел, после меня Лоза, Березовский, вместо всех нас пришли молодые ребята. После меня «Интеграл» просуществовал еще шесть лет – до 1988-го, но после нас так, как мы, стадионы никто не взрывал. Потом Бари трансформировал «Интеграл» в «На-на». А я в группе «Индекс» осуществил свою консерваторскую мечту. Я вырос, конечно, на хард-роке – это моя душа, каждая клеточка моего организма знает эту музыку, любит ее. И впервые в группе «Индекс» мы начали играть симфо-рок: Моцарта, Баха, Бетховена, но в рок-аранжировке. И я делал концерт как лекцию-концерт, у меня так и было записано. То есть я пытался и до сих пор это делаю всегда – не опускаться до уровня «пипл схавает», «бабло на первом месте» и так далее, меня всегда интересует поднимать уровень слушателя, чтобы люди начинали разбираться в музыке, в гармонии, в инструментах. И я делал такую лекцию-концерт, что было крайне интересно людям. По четыре-пять концертов в день мы отрабатывали. Впервые пять концертов в день мы начали работать в «Интеграле». Вы представляете, что такое пять концертов в день? Без фонограммы, все живьем. Мы всегда работали по три концерта в день. А в каждом городе работали ровно неделю. А во Владивостоке вдруг нам говорят, что все билеты проданы, в связи с этим спрашивают, могли бы мы поработать по четыре концерта в день. А деньги мы получали с концерта – 14,5 рублей тогда ставка у нас была – мы согласились, деньги же. Через пару дней опять звонят из Владивостока, опять говорят, что билеты все проданы, сможем ли по пять концертов? Согласились. В итоге в 9 утра у нас был первый концерт, второй – в 12, третий – в 15, потом в 18 и в 21. В 11 вечера заканчивали, в 12-ть приходили в гостиницу, стакан накатывали, чтобы нервное напряжение снять, закусывали, шли спать. В семь утра был подъем, в восемь уже были на площадке, в 9-ть первый концерт… Тогда фонограмм не было, мы были мокрые после каждого концерта, потому что у нас было мощнейшее шоу. Но самое поразительное было то, что в 9 утра был аншлаг. Открывалась занавес, а в первых рядах сидят женщины – в бриллиантах, накрашенные, в вечерних платьях. Это во сколько же женщинам надо встать, чтобы в 9 утра быть в полном фасоне!? Вот для них это было событие!
_
Андрей Лоскутов: Игорь, а можно немного об экономике? Вы сказали, что подстригли вас за 12 копеек…
Игорь Сандлер: Да, так, а за концерт получали 14 рублей 50 копеек. У папы зарплата на заводе в месяц 120 рублей. А мы — по 600-800 рублей, иногда и до 1000 рублей каждый. Такие у нас были заработки.
В 1987 году мы с Альбертом разошлись, он все-таки более эстрадный исполнитель. А у меня больше в рок. После него у меня был промежуточный вокалист. Я уже искал себе вокалиста, когда мы были на гастролях в Сочи. Вечером мне ребята говорят, что в ресторане при наше гостинице мальчик хорошо поет. А уже спать собирался, поэтому спустился в тапочках и халате. Парень пел здорово. Я и на следующий день пришел его послушать, потом подошел и пригласил в группу, он о нас, конечно, знал. Спросил имя этого мальчика, он сказал, что зовут его Гриша Лепсверидзе, я сказал, что Лепсверидзе не выговорю, поэтому будет он Лепсом. И с тех пор тот мальчик — Григорий Лепс. Два года он проработал у меня, и рок пел, и в «Лужниках» выступал. Но я с ним намудохался: он супер певец, но на сцене большой в тот момент никогда не работал. Больше всего меня всегда удивляло то, что когда в Сочи приезжали на гастроли, мы в свободное время выбирались на море – купались, загорали, а он в длинных брюках, в рубашке с длинными рукавами сидел под грибочком. Звали его с собой купаться, а он говорил, что эта помойка — для нас, туристов, а местные море не любят. Но когда у него был день рождения, который совпал с нашими гастролями в Сочи, Гриша организовал нам небольшой автобус, посадил всех в него, вез несколько часов куда-то в горы, к какой-то горной речке, где шашлыки нам жарили грузины… Я эти шашлыки на всю жизнь запомнил. Это было очень круто. И тогда Гриша сказал, что местные отдыхают здесь, в горах, а там, на море, – это для туристов.
Позже началась череда трагедий. В 1989 году мы начали активно сотрудничать с английским продюсером и режиссёром Барри Уайтом над российской постановкой мюзикла «Парень, который осмелился на рок» памяти Элвиса Пресли. 14-20 декабря премьера мюзикла прошла в Москве и Ленинграде. Но подготовку московских концертов омрачила трагедия: на технической базе произошёл пожар, трагически погибли звукорежиссёр Михаил Жбрыкунов и техник Игорь Бондарев, сгорело и все оборудование. На меня, как на руководителя, завели уголовное дело. Не состоялся и запланированный ответный визит «Индекса» в Англию. Погиб Барри Уайт. И после этого все лопнуло, все гастрольные программы, потому что Бари был организатором. И тогда я понял, что небеса посылают мне такой знак. Группу я отдал Александру Серову. Гриша Лепс, так как вокалист был не нужен, уехал в Сочи, потом в 1991-92 гг. вернулся и начал потихонечку раскручиваться. Я же уехал в Англию и с музыкантами погибшего Бари Уайта два года достаточно успешно гастролировал.
Потом услышал, что в России все бурлит, перестройка идет полным ходом. А я же авантюрный товарищ – меня обратно потянуло. Вернулся. Хотел опять рок-н-ролл поиграть, но понял, что вернулся немного в другую страну, где господствуют «Ласковый май», «На-на», где культура качественной хорошей музыки начала ломаться.
Как-то мы абсолютно случайно встретились с одним моим другом, разговорились, он военный, рассказал, что работы нет. Я ему рассказал, что в Англии был, там соки пил в пакетиках, а он сказал, что у него на лестничной клетке живет директор Останкинского завода. Позже он меня с ним познакомил, я сразу спросил, можно ли у него арендовать оборудование, чтобы соки разливать. Мы пришли на завод. Как и что делать – не понимаем, заказали пакетики с названием наших соков. Брали концентрат, разводили его водой, подвозили к метро Дмитровская, ничего не успевали достать – у нас сразу все разбирали. Диковинка же была. Правда, через два-три часа пакет вздувался и разрывался, потому что мы не знали технологию, но люди покупали все – по приколу было, наверное. Мы мешками деньги таскали, они липкие все были от сока. Выручка — по рублю, три рубля, которые мы полночи сидели считали. Потом снова разводили концентрат, пачки взрывались… В Англии-то соки не взрывались, значит, была у них какая-то технология. Поняли, что надо пригласить технолога. Пригласили. Пришла барышня, сказала, что мы как с луны свалились, ведь нельзя же так, нужна фольга, определенная температура, начала нас учить. Так мы постепенно попали в молочный бизнес. Мы подружились со всеми директорами шести московских заводов, ездили с ними на рыбалку, отдыхали, поставляли им изюм из Турции, сухое молоко из Украины. В общем, бизнес у нас покатил. Немногим позже оборудование из Англии я привез. И завязал с музыкой. На 10 лет полностью выпал, занялся бизнесом.
В 1997 году произошел второй эпизод, повлиявший на мою жизнь, я очень любил глазированные сырки, помните, такие были? Я случайно познакомился с японцами, компания Rheon, я их до сих пор представляю ее, уже больше 20 лет. Тогда они производили с начинкой все, что угодно. В России я их адаптировал под пряники. Купили японское оборудование и впервые в России начали делать пряники с начинкой. С начинкой до нас делали только тульские пряники, но делали их руками, мы же автоматизировали производство. И этот бизнес так попер, что мы купили пять машин. Этот бизнес в России стал так популярен, что со временем на каждый хлебзавод мы начали оборудование поставлять.
Позже я подумал, а почему бы не сделать глазированные сырки с начинкой. С этой идеей мы проехали много подмосковных заводов, искали подходящее помещение, которое можно арендовать. В результате в Коломне арендовали цех. Я купил оборудование, как раз 1998 год был, кризис рубанул, многие компании рухнули, но одна компания, принадлежащая моему хорошему другу, удержалась на плаву. И он рискнул, дал мне первые 100 тысяч долларов, и мы купили линию. Два года я потратил на отработку технологии, оказывается, поместить вместе творог и начинку очень не просто. Тогда была такая хорошая густая сметана «Ивановская». Я поехал в Иваново, дождался конца смены, подкараулил местного технолога, и перекупил ее. Перевез в Коломну, дал ей зарплату в два раза больше, и она мне за пару месяцев отработала технологию производства глазированных сырков с начинкой. Я запатентовал этот продукт, четыре года был монополистом на рынке. Мы производили сырки с 40 начинками. Бум, конечно, был, когда мы придумали сырки со сгущенкой. Деньги заработали очень хорошие, но потом, как известно, ничто не свято, появились конкуренты. Они своровали идею, начали меня демпинговать по цене, потому что добавляли в свою продукцию растительные жиры, всякое г…
Пришлось вспомнить молодость, когда в 70-е я был спекулянтом, врагом народа. Тогда джинсы продавали, я из Саратова за ними ездил в Москву, где покупал Levis за 100 рублей, продавал за 150 р. Один раз купил французские джинсы, точно такие, как и Levis, но дешевле – за 60 рублей, хотел продать за 110. Но все отказались. Тогда я поехал в Энгельс, там был рынок, где бабули торговали, выложил на целлофан рядом с этими бабушками свои джинсы, и они у меня по 150 рублей улетели. И тогда я понял, что хорошую вещь дешево продавать нельзя. Я сделал молочной продукт, назвал его лакшери, цену увеличил в три раза, и у меня поперло. Так я работал не на массу, а на 2-3 % покупателей, которые понимают, что лучше взять качественный продукт и переплатить, чем потом эти же деньги на лекарства отдать. И еще я сделал такое нововведение – стал продавать всю свою продукцию в ярко-оранжевой упаковке, потому что оранжевый – это цвет солнца, рука к нему сама тянется. Так я сделал натуральный продукт и дополнительно кашерную молочную продукцию. И все опять поперло.
Параллельно в 2001 году я опять вернулся в музыку, потом что от себя не убежишь. Приехал как-то в клуб «Бедные люди», был когда-то такой, встретил барабанщиков группы «Круиз». Они насели, говорят, хватит дурить, давай возвращайся, будем опять программы делать. Так отчасти вновь изменилась моя дальнейшая судьба. На останкинском заводе оборудовали студию звукозаписи, я стал записывать многим известным музыкантам альбомы. Была масса презентаций, проектов, так я опять возродился, зазвучал.